[indent]Он его не выгнал. Берлин не выгнал Теодора из дома.

[indent]Страх смешивается с гневом и я усиленно хвастаюсь за второе. Гнев и злость всегда помогали мне выжить.

[indent]Теодор сделал то, что со мной уже делали, но раньше я была практически беззащитной, сейчас же совсем другое дело, но я всё равно не смогла дать отпор. Опять это чувство беспомощности сковало, будто я так ничему и не научилась, будто ничего не изменилось и это просто отвратительное, самое мерзкое чувство. А хуже всего то, что Берлин будто бы поверил фальшивым извинениям своего братца. Поверил, иначе у меня нет другого логического объяснения, почему он оставила этого козла в доме у меня нет. А я, если уж честно, уже профи в этом деле. Сколько я вообще подобных "извинений" видела/наблюдала? Множество. Безмерное множество.

[indent]Фил ползал перед матерью на коленях, когда сломал ей руку, а через неделю сломал ей нос. Кирен ползал на коленях, когда душил её и оставил синяки на шее, прямо как у меня сейчас, а через месяц избил до полусмерти. Алекс ползал на коленях, когда мама застукала его в нашем доме со шлюхой, а через некоторое время и вовсе устроил у нас притон. Грег просил прощения у меня за то, что ввалился в мою комнату прошлой ночью и делал то, что делать категорически запрещено, сваливал всё на алкоголь, а потом заходил ночами снова и снова. Ещё так делали Крис и Брэд, о, они тоже говорили что им жаль, они тоже говорили, что такого больше не повториться. Они говорили, говорили и говорили, раз за разом и я научилась распознавать всю эту ложь по щелчку пальцев, поэтому всегда заранее готовилась к тому, что на самом деле меня ждёт. Это уже на автомате, на интуитивном уровне всегда происходило. И Тедди был не исключением.

[indent]Я видела его насквозь. Видела его унижение и отвращение, что скопились во взгляде и в кривых губах. Я видела, как тяжело ему даются слова, потому что унижение вовсе не для него. Я видела как он откровенно лжёт, а Андрес просто оставил его в покое, будто стойка на коленях и взгляд загнанного зверя что-то решает. Я пыталась поговорить с Берлином, но он сказал, что это не моя проблема, что у них какая—то договорённость, и что Тедди больше не сунется ко мне — я слабо в это верила. Говорила с Элиасом и он предложил уйти из этого дома, но, как и было понятно, Алонсо пригрозил снова посадить нас на цепь. Начерта мы ему сдались? Почему ему так нравится нас мучить? Да, я всё ещё не самый образцовый вампир и мне ужасно мало крови, что мне выделяется, как и Элиас, но мы не принадлежим ему, он за нас не в ответе, но мы загнаны и выхода из этой хитроумной ловушки нет. На нас всё ещё заклинание, которое не даёт покинуть определённый радиус и не даёт питаться из чужой артерии. Мы куклы на ниточках. Но если уж я так дорога господину Берлину, почему ему настолько наплевать на мою безопасность? Почему он предпочитает оставить меня запертой со зверем, чем выпустить в большую и взрослую жизнь. Не знаю, я перестала понимать многих людей, что окружают меня в данное время.

[indent]Теодор Бэгвелл приходит ко мне в кошмарах. Уже как дорогой и близкий гость. Я всё ещё ощущаю каждое его касание к своей коже, каждую магическую цепь и знаете, я говорила, что самое мерзкое было это его фальшивые извинения, но нет, самое мерзкое, что в какой-то момент я осознала, что мне моментами даже нравилось. Господи боже, это отвратительно произносить даже в мыслях, отвратительно признавать этот факт, но он есть и от этого никак избавиться не могу. Сколько бы не пыталась убедить себя в обратном, сколько бы не отмывала себя в душе, сколько бы не замазывала хоть уже и бледные, но синяки. Бесполезно. Кажется, я просто схожу с ума от всех пережитых в детстве травм. Что-то о подобном я читала. Психологическая зависимость, стокгольмский синдром или типа того. Только от этого осознания легче не становится. Абсолютно не нормально то, что я испытываю. Но улыбка Теодора всё равно из головы не идёт.

[indent]Не идёт.

[indent]Я каждый день стараюсь выходить из дома, не хочу оставаться наедине с Теодором, потому что его не выпускают, а у Берлина и Элиаса постоянно какие-то дела, о которых они не считают нужным передо мной отчитываться, вот тебе и защитники. Сегодня я провела несколько часов в баре, заливая свои мысли алкоголем и сходя с ума от напряжения. Элиас сказал, что будет дома к шести, я вернулась домой в семь. Я думала, что вампирам напиться сложнее, но оказалась не права — всё вполне возможно. Зайдя в особняк сразу бросилось в глаза что свет приглушён, а из гостиной доносится музыка с винилового проигрывателя. Берлин?

[indent]— Элиас? Берлин? — произношу громко, пока ключи оставляю на стойке и снимаю сапоги. Но ответа нет. В сумке копаюсь, телефон достаю и вижу сообщение, как я его пропустила? Элиас пишет, что задержится и конечно извиняется, а я сжимаю телефон так сильно, что ещё чуть-чуть и он раскрошится. Хотела бы я бесшумно проскользнуть наверх, но тут из гостиной вышел тот, кто является в кошмарах.

[indent]— Слушай, у меня нет никакого желания и времени вести с тобой беседы — ни грамма любезности нет в тоне и в кривой ухмылке — Маленький совет, если ты позвал шлюху, ей навряд ли понравится винил, да и ей вообще не до того будет, когда твои костлявые пальцы будут сжиматься на её шее — ещё более язвительно произношу, но любопытство таки берёт верх и я медленными шагами обхожу мужчину и заглядываю в гостиную. Там стоит небольшой круглый столик, накрытый белой скатертью, на манер маленьким европейским ресторанчикам, в вазе тройка роз, свечи. Страх ползёт по позвоночнику склизкой змеёй, отчего-то кажется, что это для меня — Да ты почти романтик. Что ж, не буду мешать — уйти, следует отсюда уйти.

[indent]Страх продолжает окутывать, мокрым холодным потом выступать на коже. Теодор пугает меня слишком сильно и вовсе не потому что я какая-то трусиха, а потому что успела примерно понять, что он из себя представляет и осознать, что такого человека стоит опасаться. Дело не только в чутье и интуиции, и дело не только в том, что он напоминает мне всех тех "мужчин", что мать тащила в дом. А в том, что есть такая благодать, как интернет и там можно найти практически всё и обо всех. Хотя, забавно, Бэгвелл прожил на свете больше шестиста лет, а найти его имя в интернете оказалось ещё той задачкой. От этого я морщилась, потому что снова поняла, всё это дело рук Берлина. Он обладает той властью, которая с лёгкостью позволяет стирать хвотсты, подчищать информацию таким образом, чтобы избежать неудобств. А Тедди был для него всего лишь неудобством, это моё мнение. Так думать легче, в том ключе, что Теодор портит всё безупречному Алонсо, ломает его имидж, поэтому Берлин и удаляет всю возможную информацию. Это помогает мне держаться, позволяет не пускать полёт фантазии дальше. Туда, где появляются вопросы, отчего бы просто не избавиться от Тедди раз и навсегда, ну или хотя бы закрыть до конца дней в психушке и никаких проблем. Но Берлин этого не делает, ещё и продолжает оставлять меня наедине со своим братцем, значит пришло время снова разбираться самой. Будто я опять в трейлере с матерью. Будто она снова оставляет меня одну наведение с монстром и отказывается что-то замечать. Но я уже не маленькая девочка! Нет!

[indent]НЕТ!

[indent]Информации, как я и говорила, было крайне мало. Я знаю, что он достаточно древний ведьмак, прочитала о некоторых его преступлениях, но уверена, их гораздо больше за все эти столетия, прочитала, в каких тюрьмах он побывал, но каждый раз никак не объяснялось, каким образом он выходил. Чёрт, видимо вытаскивал его никто иной как Берлин. Лишь в последних новостях его имя появлялось достаточно часто, но не достаточно. Эфир тут же забивался какими-то глобальными проблемами.

[indent]Чёртов Берлин.

[indent]Я понимала, что добиться чего-то можно только от самого Алонсо и его окружения. Кажется, мы нашли общий язык с Мореной и это тоже был не плохой вариант, но её не было в тот день. Чем-то Андрес до смерти напугал Теодора и я должна была знать чем. За всеми этими напускными извинениями, гневом и унижением я чётко видела страх. И судя по поведению Берлина он был уверен, что этого достаточно и я хотела знать, что это.

[indent]Только безумно сложно расслабиться и вести себя более или менее дружелюбно. Кажется, что каждый синяк и каждый след завибрировал, снова ожил и этот зуд вызывает каждое нервное окончание прийти в боевую готовность. Мне дышать с ним рядом невыносимо трудно, грудь обвивают тяжёлые железные цепи и затягиваются, сдавливая лёгкие. Я пытаюсь держать себя в руках, но пальцы дрожат и я их в кулаки сжимаю. Я боюсь того, что может со мной сделать Тедди. Я боюсь того, что я З А Х О Ч У, чтобы Теодор сделал со мной. Мерзость. Господи, какая же мерзость, но я уже достаточно отрицала реальность и саму себя, как в детстве, а теперь тактика другая — принятие, ну или подобие того.

[indent]Да, Бэгвелл был чересчур груб и я не давала согласие, но возбуждение не вычеркнуть, не забыть. Я дала ему повод думать, что со мной М О Ж Н О так обращаться и почему-то мне кажется, что он этим упивается. Да и сама не без греха, чёрт бы меня побрал. Кошмары с Тедди порой превращались в нечто другое и я вскакивала не с криком ужаса, а с тяжёлым дыханием и странным, тягучим возбуждением. Это всё плохо, очень и очень плохо. Но сейчас совсем не время думать о его невероятной улыбке, о его бородах на лице, что придают особенный шарм и о члене, которым он очень умеет управляться.

[indent]— О, навряд ли я прикоснусь хоть к чему-то что ты приготовил. Есть вероятность что я вырублюсь и очнусь одетой в костюм собачонки на цепи — едко выговариваю абсолютно не сдерживая к этому порывов. Хотя кажется, моя едкость его только веселит — И в извинения твои я пока не способна поверить — с недоверием поговариваю, всё ещё подозрительно окидывая взглядом стол в гостиной. Он стул отодвигает и я всё ещё порываюсь уйти. Вампирская скорость позволит мне оказаться за пределами дома за долю секунды, но соблазн слишком велик. Желание узнать его и найти чем можно воспользоваться и отомстить сильнее инстинкта самосохранения. Я понимаю это, но не могу иначе. Выдыхаю и делаю решительные шаги к столу, а затем опускаюсь на предложенный стул. Каждая моя клетка понимает, что всё это не просто так, чувства обострены и я должна держаться, должна быть в себе.

[indent]— Может быть, мы сразу перейдём к сути, что тебе нужно, Теодор? — напрямик спрашиваю и не свожу внимательного, пристального взгляда, но спустя несколько секунд всё же отвожу его. Невозможно смотреть на Тедди, себя теряю — Берлин тебя напугал, ты ищешь выходы и вся эта театральщина даже не пахнет искренностью — руки вскидываю, указывая на обстановку — Но знаешь, хорошо, я посижу с тобой здесь, если ты ответишь на пару моих вопросов — я просто обязана выжать из всей этой ситуации максимум — Например такой... Что с тобой произошло, что ты стал таким? — голову на бок склоняю и естественно не жду полностью откровенного ответа.

[indent]Я на подсознательном уровне отрицаю тот факт, что я когда-то знала Теодора. Это не может уложиться в голове, потому что если уж и возвращаться в те воспоминания, то лучше признавать тот факт, что именно Тедди был одним-единственным НОРМАЛЬНЫМ мужчиной у моей матери. Не считая конечно того, что он оказался серийным маньяком. Но по крайней мере, он никогда не поднимал на неё руку, никогда не относился ко мне как к курсу мяса, готовил ужины, дарил цветы и вообще был образцовым, если можно так сказать. Я не понимала что случилось, когда мать его сдала и его забрали. Я не понимала, почему он ушёл и бросил нас. Я плакала, горько и долго, а затем ещё более горестно, когда появился следующий на очереди и не такой образцовый. Но теперь эти воспоминания поблекли, потому что всё слишком изменилось. Теодор всё равно сделал со мной то, что видимо всегда хотел, просто не торопился. От этого на языке привкус горького пепла.

[indent]Неужели я и правда заслуживаю только этого, сколько бы не бежала?

[indent]Я отгораживала себя, не вспоминала и сделал вид, что тех времён вообще не существовало, так было проще и легче, абстрагироваться, придумать, что Теодор Бэгвелл никогда не был мне знаком и это было достаточно легко, я ведь была совсем крохой. Но когда он сам начинает об этом говорить смотря мне в глаза, меня тут же окатывает какой-то неприятной слизью, которая липнет к коже и вызывает раздражение. Не хочу в этом погружаться, не хочу это вспоминать, вообще не желаю признавать, что всё это было в реальности. А Тедди нравится играть, теперь я это окончательно поняла и он прекрасно знает на какие точки давить, что говорить, как себя вести. Натуральный психопат и мне его не переиграть стандартными методами.

[indent]Но думать рядом с ним. Тьма сгущается и перед глазами то и дело выскакивают картинки того, что он со мной делал. Картинки того, как в какой-то момент мне это даже нравилось. Может ещё не поздно встать и уйти? Тошно от самой себя. Тошно от него. Тошно от такого знакомого чувства, что ты никогда не будешь в безопасности.

[indent]— Не лги — резко с губ срывается шипением и смело в глаза его смотрю, так же пристально, как и он, хотя кажется будто он вообще не моргает — Твои извинения пропитаны сплошной ложью, так что не трать время на попытки меня убедить, всё равно не выйдет. Тебе что-то от меня нужно — не вопрос вовсе, а констатация факта. Неизвестность пугает, а неизвестность рядом с Тедди просто сковывает, удушает этим всеобъемлющим страхом. Я стараюсь дышать ровно, контролирую каждую реакцию своего организма, мышцы лица, но с каждым словом и каждой проведённой здесь секундой становится всё сложнее. Я беспомощна один на один с его демонами и со своими собственными. К вину вообще не притрагиваюсь, даже до бокала. Руки мои на коленях сомкнуты в крепкий замок до побелевших костяшек, это хоть слегка помогает сосредоточиться и сохранять равновесие.

[indent]— Перестань — тихо говорю и меня передёргивает от слов Тедди, от воспоминаний что они вызывают — Я наверное в тот момент просто ещё не доросла до возраста, который тебе нравится — едко замечаю, но голова кружиться начинает, меня будто вот-вот стошнит, но я кислую слюну громко сглатываю, стараясь не моргать и не подпустить слёзы, которые тут вовсе не нужны.

[indent]— Я ведь сказала, я не прикоснусь ни к чему, что ты готовил. Единственное, что мне хочется опробовать, это всю твою кровь из артерии и будет исполнено сразу несколько целей. Я избавлюсь от тебя раз и навсегда, получу удовольствие и всё таки поужинаю с тобой ммм тобой — улыбка ехидная, грубая, саркастичная расцветает на губах и снова сглатываю, но на этот раз от разговоров о крови — С другой стороны, чёрт, боюсь у тебя вместо крови чёрная отравленная жижа и пить её мне не захочется, как жаль — пожимаю плечами и слегка расслабляюсь. Не только он может кидаться едкими фразочками, этому искусству я обучена более чем прекрасно.

[indent]Да, Теодор очень пытается меня задеть, специально говорит о Берлине в таком ключе и с одной стороны я понимаю, что всё это уловка, а с другой сомнения, которые итак пребывали в моей голове оживились с новой силой и как черви грызут черепную коробку, чтобы пробраться дальше, укорениться. Нельзя позволить это допустить — Окей, твои проблемы с Берлином, это твои проблемы с Берлином. А мы с Элиасом просто помогаем ему расслабиться, он в постели очень горяч — позволяю себе подмигнуть Тедди и снова отвечаю уколом на укол, почему то мне кажется, что замечание именно в таком ключе заденет Теодора больше, чем что-либо ещё.

[indent]Он не отвечает прямо на вопрос, всё играет в свои игры, а значит ему точно есть что скрывать и это любопытство ещё сильнее пробуждает. Он не желает обсуждать подобные вещи, а я должна сделать всё, чтобы докопаться до истины.

[indent]— Конкретно в данной ситуации, я как ты выразился колючка, потому что не имею привычки проявлять к насильникам благосклонность — с кривой улыбкой на губах откидываюсь на спинку стула и складываю руки на груди, голову чуть на бок склонив. Всё же, я актриса и нужно пользоваться своим талантом в полной его мере — А если посмотреть в глобальном смысле... Хм... Если уж мы собрались делиться откровениями, начни ты, всё же я первой задала вопрос. Для уточнения, я спрашивала о том, почему ты стал монстром, что с тобой случилось? — теперь на губах нет улыбки, да и в глазах тоже. Тон спокойный и серьёзный. Лёгкий толчок в сторону хотя бы подобия откровенности. Честно говоря, я не представляю что делать с подобной информацией, и какое она вообще имеет отношение к спасению моей души, но захотелось начать именно оттуда. С самого начала.

[indent]— Откуда мне знать, лгал ли ты мне когда-то. Я была ребёнком и с трудом вообще тебя вспомнила — стараюсь не нервничать, стараюсь не выдавать эмоций, свою роль играю, я ведь безупречная актриса, у меня есть награды и они не просто за большие глаза или красивую грудь. И сейчас я призываю весь свой талант, чтобы не сорваться, чтобы не дать повода Теодору смотреть на меня с таким обожанием, с таким желанием. Я кожей его звериный взгляд ощущаю, он оставляет жгучую дорожку, но в то же время мерзкую, липкую. Я ему не ровня в этой игре, я всё ещё жертва, я всё ещё жертва всех тех других.

[indent]Девочка, что залезает в неубранный шкаф прямо на свалку вещей и закрывает уши, чтобы не слышать крики матери, звуки ударов. Та девочка, что прячется под кровать в какой-то наивной слепой надежде, что очередной дружок матери вдруг забудет как заходить в эту комнату и не удосужится заглянуть в тёмный угол. Та девочка, что дрожит от одного такого же пожирающего взгляда, но смиренно опускает глаза, потому что уже выучила — если кричать будет хуже. Молчаливые слёзы тоже играли против, потому что большинство от этого приходили в неконтролируемое бешенство, и с криками "неужели тебе не нравится" продолжали своё действо ещё более яростно. Та девочка, что кусала щёки с внутренней стороны до крови, прикусывала язык так, что на утро не могла нормально говорить и есть. Та девочка, что с усилием выдавливала улыбку, а со временем научилась и тихо постанывать, абсолютно не натурально, но это спасало в том плане, что всё заканчивалось гораздо быстрее. Та девочка, что с возрастом начала понимать, что всё не так и плохо, а это самое мерзкое. И вот теперь это самое чувство вернулось.

[indent]Как бы я себя не отгораживала взгляд Тедди воспламеняет что-то внутри и это ощущение адски пугает, но выкинуть его просто так невозможно. У меня и правда какие-то психические проблемы. Желаю того, кто держит меня в клетке. Желаю того, кто всю жизнь был другом. Желаю того, кто сделал со мной всё то от чего я бежала всю жизнь. Нужно брать себя в руки, хоть как-то.

[indent]— Так в этом всё дело? Только в моей матери? — бровь приподнимаю вопросительно, замечая его гнев. Это явно для него больная тема — Ты любил её? Или тебя так сильно взбесило, что она тебя сдала — я не успеваю себя проконтролировать и с губ срывается смешок — Извини, это я не над тобой — примирительно руки вверх поднимаю и ещё смешок с губ. Забавность всей этой истории в том, что моя мать сдала единственного человека, который был по настоящему со мной добр, а всех остальных конченных ублюдков нет. И от этого мне смешно. Больно и смешно, но я не собираюсь рассказывать ему о причине своей реакции, так что резко беру себя в руки, прокашливаюсь и выдыхаю. Актёрский приём, который помогает перезапустить сцену — И меня к тебе не тянет — добавляю уже серьёзным тоном и даже выдерживаю его взгляд. Это ложь лишь отчасти, потому что эмоции мои чётко разделены надвое. Он прав и не прав, но я не собираюсь подтверждать его теорию и пытаться объяснить, в чём он ошибается, это ведь полностью бесполезно.

[indent]Но весь контроль к чёрту, когда Теодор начинает речь о моей внутренней тьме. Я замираю и с широко распахнутыми глазами на него смотрю, пристально и сосредоточено. Внутри всё льдом обедает, ледяными мурашками по телу. Этот ублюдок видимо хорошо знает как залезть в голову, мастер манипуляций и я позволяю ему всё это, потому что как оказалось раны мои всё ещё свежи, всё ещё кровоточат и я, опять же, как оказалось, абсолютно не способна справиться таким стрессом. Нужно было ходить к психотерапевту, но уже поздно. И опять это отвратительное ощущение, что меня заводят его слова. Видимо, не такие мы и разные, как я пытаюсь об этом думать.

[indent]— Многие — на автомате с губ срывается так тихо, но он услышал, знаю что услышал, но хоть голос мой тих, всё равно твёрд и холоден. Позволяю себе выдохнуть и расслабиться. Позволяю себе мысленно принять всё, что со мной было и всё, что он говорит. Он это ведь хочет услышать? Грязные подробности моей жизни, хочет знать, как сильно меня сломали, что ж, я вполне могу переступить через свою гордость. Выдыхаю и поднимаюсь со своего стула, подхожу ближе к Теодору, одной рукой опираюсь на стол, другой на спинку стула и наклоняюсь к его лицу с мягкой улыбкой на лице.

[indent]— Знаешь, пожалуй я могу дать тебе шанс — тихо шепчу и наклоняюсь к его шее, носом веду по артерии, вдыхая такой сладкий и тягучий аромат крови, выше поднимаюсь, по щеке носом и снова в глаза заглядываю — Попробуй сделать со мной то, чего ещё со мной не делали, попробуй удивить меня, попробуй оставить такие следы, каких ещё не было на моём теле, попробуй раскрошить мою душу от которой итак ничего не осталось. Ты ведь хочешь быть лучшим, первым, так рискни — шепчу и в губы его выдыхаю сладко улыбаясь — Говоришь мы похожи, может быть. Но я пытаюсь измениться, а ты плаваешь в дерьме шестьсот лет и хватаешься за всю эту сломанность как за ману небесную и в этом наше отличие — подавляя одновременно желание и отвращение провожу языком по его щетинистой щеке — Давай, малыш Тедди, делай что хочешь — целую в щеку его и понимаю, что эта игра мне нравится и тошнота подступает от самой себя.

[indent]Я отвратительна самой себе. Кто я?